чтение после сна

непрерывным производством знаков занята и окружающая толпа

Мне представляется, что другие, исключая меня из своих речей, несообразно много вкладывают в них себя самих они что-то утверждают, с чем-то спорят, придираются к мелочам, что-то демонстрируют да какое мне дело до Португалии, любви к собакам или до последнего номера "Petit Rapporteur"7 Я переживаю мир — иной мир — как обобщенную истерию (с 132—133)

Единственное спасение от "дереальности", от непроницаемой гладкости образов и болтливой бесконечности знаков — уцепиться за какую-то сколь угодно "случайную", "точечную" частицу реальности, например реальности языковой Уловив эту частицу реальности не на абсолютно отдаленном звездном небе, а в чувственно близком пространстве быта, даже в анонимном вокзальном буфете (опять ситуация еды'), можно восстановить если не телесное удовольствие от "съедобности" мира, то хотя бы равновесие с ним

Вот я в буфете на вокзале в Лозанне, за соседним столиком болтают двое водуазцев, и у меня вдруг, внезапно — свободное падение в дыру дереальности, но этому стремительному падению я могу придать отличительный знак, де-реальность, говорю я себе, это вот что "грубая банальность, произнесенная швейцарским голосом в буфете лозаннского вокзала" На месте дыры уже показалось очень живое реальное — реальное Фразы

пока влюбленный находился в силовом поле Образа, он сохранял способность бесконечно толковать знаки и порождать слова, "приступы речи"; выходя за пределы любовного опыта и любовного дискурса, он остается один на один с мертвыми "реальными" вещами, которые не говорят и о которых уже нечего больше сказать.