Глаз в этом городе обретает самостоятельность, присущую слезе. С единственной разницей, что он не отделяется от тела, а полностью его себе подчиняет. Немного времени — три-четыре дня, — и тело уже считает себя только транспортным средством глаза, некоей субмариной для его то распахнутого, то сощуренного перископа.
. И здесь же, в непреклонном стремлении к развенчанию всякого релативизма, к выведению общих и несомненных «для людей или чудовищ, ангелов или богов» истин
так, по Хайдеггеру, обретение внутренней связи и мотивации своих интеракций с миром Mit-sein доступно для индивида либо путем отказа от собственной экзистенции и растворения себя в Безличном, либо через постоянную сосредоточенность на смерти, которая одна является неоспоримой и неизбежной реальностью земного бытия, придавая ему целостность и завершенность. Взаимоотношения его с обществом, следовательно, колеблются между признанием давящей силы его пассивной агрессии, с одной стороны, и медитацией о собственной конечности и неприкаянности — с другой.
Создай себе позу и умей выдержать ее. Когда-то у меня была поза индейца, потом Шерлока Холмса, потом йога, а теперь раздражительного неврастеника. Последнюю позу я бы не хотел удерживать за собой. Надо выдумать новую позу.
(Д. Хармс, дневниковая запись от августа 1937 года)
Я не праведник (хотя и стараюсь не выводить совесть из равновесия) и не мудрец; не эстет и не философ. Я просто нервный в силу обстоятельств и собственных поступков, но наблюдательный человек. Как сказал однажды мой любимый Акутагава Рюноскэ, у меня нет принципов, у меня есть только нервы...
. И здесь же, в непреклонном стремлении к развенчанию всякого релативизма, к выведению общих и несомненных «для людей или чудовищ, ангелов или богов» истин
так, по Хайдеггеру, обретение внутренней связи и мотивации своих интеракций с миром Mit-sein доступно для индивида либо путем отказа от собственной экзистенции и растворения себя в Безличном, либо через постоянную сосредоточенность на смерти, которая одна является неоспоримой и неизбежной реальностью земного бытия, придавая ему целостность и завершенность. Взаимоотношения его с обществом, следовательно, колеблются между признанием давящей силы его пассивной агрессии, с одной стороны, и медитацией о собственной конечности и неприкаянности — с другой.
Создай себе позу и умей выдержать ее. Когда-то у меня была поза индейца, потом Шерлока Холмса, потом йога, а теперь раздражительного неврастеника. Последнюю позу я бы не хотел удерживать за собой. Надо выдумать новую позу.
(Д. Хармс, дневниковая запись от августа 1937 года)
Я не праведник (хотя и стараюсь не выводить совесть из равновесия) и не мудрец; не эстет и не философ. Я просто нервный в силу обстоятельств и собственных поступков, но наблюдательный человек. Как сказал однажды мой любимый Акутагава Рюноскэ, у меня нет принципов, у меня есть только нервы...